Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]
— Ты был зол на меня? — недоверчиво повторила Лиза.
— Из-за того, что ты свободна, — объяснил Франк.
— Но ведь я не была свободна, — закричала она, — раз ты был в тюрьме!
Франк протянул ей свои скованные руки.
— Посмотри! — сказал он.
Лиза опустила голову.
— А теперь ты сможешь повторить, что была несвободна?
Взяв руки своего друга, она по очереди поцеловала их.
— Я была пленником не камеры, а навязчивой идеи, Франк. Вытащить тебя из этой тюрьмы! День и ночь я повторяла: стены — это чепуха, хотя он и сидит за ними, но он жив! Я ходила гулять в порт. Я смотрела на старые разрушенные укрытия для подводных лодок, они были такими прочными, их так тщательно сработали, а я говорила себе: «Все, что делают люди, так хрупко, что я должна суметь вытащить его оттуда». И я вытащила тебя! — закричала она. — Я вытащила тебя, Франк!
Он моргнул, что могло сойти и за благодарность.
— Ты все время жила в Гамбурге?
— Иногда я ездила в Париж.
— Развеяться? — серьезно спросил Франк.
— Чтобы не потерять связь с остальными ребятами. Я чувствовала, что однажды они смогут мне помочь.
— Ребята, — мечтательно повторил Франк. — Что с ними стало?
Она понизила голос:
— О, без тебя вся компания… Как будто на вязанке дров развязали веревку: все рассыпалось. Каждый начал работать в одиночку. Только Паоло и Фредди действовали сообща, только они были милы со мной.
— Ах, вот как! — вырвалось у Франка.
Эта реакция успокоила Лизу. Значит, у него появился интерес, он снова начинает соприкасаться с жизнью. Скоро Франк потихоньку пустится в дорогу. Не нужно торопить события. Сейчас он похож на остывший мотор, его осторожно, не форсируя, следует прогреть.
— Когда я сказала им, что можно попытаться устроить твой побег, они не колебались ни секунды, не сделали ни одного замечания.
Франк кивнул.
— А Париж? — спросил он.
— Что Париж?
— Когда я думал о деревьях, я думал о парижских деревьях.
— Их становится все меньше и меньше.
— Ах, ну да: всюду бетон, — прошептал он. — Впрочем, как и в других местах… Ты себе и представить не можешь, сколько парижских улиц я открыл для себя в этой гамбургской тюрьме. Улицы, чьи названия я не знаю, по которым я проходил всего один раз в жизни, но они снова ожили в моей памяти, с их маленькими лавочками и серыми ставнями на окнах. Улицы Монпарнаса, улицы Нейи, улицы Аньера, а еще — бары, скверы, парк де Пренс. Даже Сена, такая, какой ее изображают на открытках. Когда покидаешь Париж, вспоминаешь о нем как турист.
— Как приятно слушать тебя, — сказала Лиза с зачарованным видом. — Видишь ли, Франк, даже если нас схватят, я думаю, что момент, который мы сейчас переживаем… Понимаешь?
— Да, — сказал Франк, — я понимаю. Нужно уметь умещать всю жизнь в несколько минут.
— Каждый день, — сказала она, — я бродила около тюрьмы. Я писала тебе об этом.
— Да, я читал. Мне даже кажется, что однажды я увидел тебя!
— Правда?
— Я попал в лазарет из-за раны на пальце. Окна там закрашены, но в одном месте краска облупилась.
Он задумался.
— Да, думаю, что это была ты. У тебя есть зеленое пальто?
— Нет, — ответила Лиза.
— Значит, это была не ты. Глупо было думать об этом силуэте в течение нескольких месяцев, воображая у него твое лицо, Лиза…
Взглянув на нее, Франк прошептал:
— Твое прекрасное лицо…
Лифтер пожал руку своему коллеге и отправился за велосипедам, стоявшим в закутке, предназначенном для личных вещей обслуживающего персонала. Надев длинный черный плащ и вязаные шерстяные перчатки, он вернулся к лифту, но на этот раз в качестве пассажира.
— До завтра, — бросил ему вслед коллега.
Лифтер, закончивший свою работу, был старым человеком с отекшим лицам. На последней войне он потерял ногу и с тех пор пользовался специальным велосипедом с зафиксированным колесом, на котором была всего одна педаль. Он спустился вместе с рабочими, благоразумно сгрудившимися на тротуарах лифта, — центр кабины был занят автомобилями и мотоциклами.
Когда лифт спустился вниз, лифтер пропустил всех остальных пассажиров, потому что, будучи сознательным человеком, он всегда чувствовал себя при исполнении служебных обязанностей. Оказавшись один, он направился к зияющей решетке и тут-то обнаружил два черных мотоцикла, поставленных на тротуаре. Он удивленно огляделся, никого не увидел и подошел к мотоциклам. Это были подержанные мотоциклы, их просто недавно покрасили. Наконец, старик выехал из лифта и пересек туннель, старательно нажимая на педаль. Выехав из второго лифта, вместо того чтобы уехать, он направился к конторе, где у фаянсовой печки грелись служащие.
— В левобережном лифте кто-то бросил два мотоцикла, — сказал он.
Его коллеги замолчали и недоверчиво взглянули на него. Каждый день в контору приносили забытые вещи: перчатки, велосипедные насосы, сумки и шарфы. Но никто еще не находил двух мотоциклов.
— Скажите-ка, папаша Кутц, у вас, наверное, галлюцинации! — захихикал начальник.
Калека пожал плечами.
— Два черных мотоцикла, — сказал он. — Пойдите сами посмотрите.
И лифтер вышел, осторожно прикрыв за собой стеклянную дверь. Его искалеченная фигура скрылась в туманной дымке. Служащие вопросительно посмотрели на своего начальника. Тот снял телефонную трубку и вызвал противоположный берег, чтобы проверить эту информацию.
— Это дорого обошлось, не так ли? — спросил Франк.
— Что? — не поняла Лиза.
— Мой побег. Что, немецкие наемники любят монету?
— Сто тысяч марок, — небрежно бросила Лиза.
Франк присвистнул. Затем, после короткого молчания, спросил с некоторой робостью:
— А как ты их достала?
Лиза опустила подбородок.
— Благодаря Паоло и Фредди, — лаконично объяснила она.
Франк хотел было что-то ответить, но ему помешал какой-то шум, идущий со склада.
До Франка и Лизы донеслись восклицания на немецком языке, затем на лестнице, ведущей в офис, раздались шаги. Друг за другом появились Паоло, Фредди, Баум и Варнер. Фредди и Баум несли свою форму: длинные прорезиненные плащи и плоские фуражки.
— Конец второй серии! — объявил Фредди.
— Удачно? — спросила Лиза.
— В фургоне так мало отверстий, что он все не хотел тонуть, — пояснил Фредди. — Нам пришлось ждать. Представьте себе, что месье Болван (он указал на Баума) забыл выключить фары, они светятся под водой, прямо феерия какая-то.
— Черт побери, — выругался Паоло, — не привлечет ли это внимание?
— Для этого нужно, чтобы кто-нибудь отправился гулять по берегу фарватера, а для этого нет никаких причин. Да и не будут же они гореть вечно!
Не прекращая говорить, Фредди избавился от плаща, затем он, светясь от радости и гордости, подошел к Франку.
— Я страшно рад видеть тебя, Франки, — сказал он.
— Взаимно, — ответил Франк.
По его голосу Лиза догадалась, что в его отношениях с Фредди меньше теплоты, чем с Паоло.
— Фредди, — прошептала Лиза.
— Йес, мадам!
— А охранники?
Фредди улыбнулся.
— Пускают пузыри.
Тронув его за рукав, Паоло показал на наручники Франка:
— У тебя способности к этому делу!
Фредди напустил на себя профессиональный вид и принялся исследовать наручники. Как врач осматривает больного.
— Мне понадобится отвертка, — сказал он.
Паоло полез в ящики стола.
— Ну, Франк, как себя чувствуешь? — тихо спросил Фредди, удивленный молчанием беглеца.
— Превосходно, — ответил Франк.
Холодная сталь наручников не согрелась, они врезались ему в запястья. До этого времени он не обращал на них внимания, но вдруг эти браслеты стали ему невыносимы. Это было похоже на клаустрофобию. Наручники были как бы продолжением тюрьмы.
— Не ожидал этого, а? — настаивал Фредди.
— Нет, — признался Франк, — это был хороший сюрприз.
— Это тебе подойдет? — спросил Паоло, показывая нож и маленький раздвижной ключ.
— Ладно уж, давай, — с презрительным видом ответил Фредди.
Взяв инструменты, он уселся на стул напротив Франка. Их ноги переплелись. Оба немца, заинтересовавшись предстоящей операцией, подошли поближе.
— Людовик XVI в детском возрасте! — с издевкой сказал Паоло Лизе.
Но Лиза не засмеялась. Она хотела как можно скорее попасть на борт корабля. Опасность еще не миновала, и она чувствовала, как в воздухе витает тревога.
— Вы не заметили поблизости ничего подозрительного? — спросила она у Фредди.
— Нет, — уверенно ответил тот. — Работяги с верфей возвращаются домой, чтобы потискать своих толстых мадамочек и пожрать картофеля.
